Программа подготовлена к выставке "Война. Победа" в Музее Российской Фотографии (Коломна)
Алла Демидова: "И у тех, кто воевал (кто был на войне), например, корреспондентом, как Константин Симонов, или кто не воевал, но, тем не менее, очень живо принимал и в тылу эту боль...
У Константина Симонова, например, есть очень хорошее стихотворение, посвященное Алексею Суркову:
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди...
Написал он это в 1941 году.
И даже те, кто остался жив, абсолютно себя соотнеся с погибшими… Мне кажется, это даже актерское качество: вера в предлагаемые обстоятельства, И Я в этих предлагаемых обстоятельствах: «это – я». И у Александра Твардовского есть стихотворение, оно большое, я прочитаю вам отрывки «Я убит подо Ржевом»: Я убит подо Ржевом, В безымянном болоте, В пятой роте, На левом, При жестоком налете..."
И у Твардовского же есть такое короткое стихотворение, но оно как бы за всех выживших после войны:
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь,
- Речь не о том, но все же, все же, все же…
И дальше многоточие – он не закончил. Собственно, тут и не нужен конец.
Позже в 1948 году Семен Щипачев, один из старейших поэтов, написал:
Весь под ногами шар земной.
Живу. Дышу. Пою.
Но в памяти всегда со мной погибшие в бою.
Пусть всех имён не назову, нет кровнее родни.
Не потому ли я живу, что умерли они?
Вы знаете, мой отец погиб под Варшавой в феврале 1944 года, и я его практически не помню, очень маленькими деталями. Я, например, помню, как я маленькая совсем вцепилась сзади в его ноги и стою на его лыжах, и мы медленно-медленно спускаемся вниз с горы. Или я помню, как он приехал после ранения на два дня к нам, под Владимир, мы тогда были в эвакуации у бабушки и привез две игрушки: слона и лису. Я выбрала лису, двоюродной сестре достался слон, она ревела почему-то. Вот какие-то маленькие вспышки. Потом помню очень хорошо сон свой. Мне приснилось, что в нашей комнате он вдруг стал маленький-маленький-маленький и ушел под шкаф. И вскоре мама получила похоронку. И вот этот день я очень хорошо помню, потому что она получила похоронку, она плакала очень, навзрыд, а мы жили недалеко от Красной площади, и был салют за взятие Варшавы, за которую собственно и погиб мой отец. Эта память осталась. Еще помню, как ни странно, когда мне только год. Мы стоим: он далеко в дальнем углу комнаты и протягивает мне руки, а я еще не умею ходить, но, поскольку он протягивает мне руки, а я его так люблю, и я побежала к нему. Он меня подхватил, обнял. И вот это счастливое лицо, я умирать буду, помнить буду.
Всего вам доброго."